– Совпали?
– Вот именно. – Джеймс отхлебнул виски. – Дело в том, что я сам попросил маму рассказать мне все в подробностях, не так, как она делала это раньше.
– И она рассказала?
– Да.
Джеймс вопросительно посмотрел на отца. Как бы то ни было, он вторгался в интимную жизнь другого человека, на территорию с надписью: «Проход воспрещен», но инстинктивно чувствовал, что ему позволительно это делать.
– Вы не возражаете?
– Почему же? Ты имеешь право получить точное объяснение, а твоя мать всегда верила в его действенность.
– О, мама... – Он запнулся и неуверенно пожал плечами. – Но вы ведь знаете ее не хуже моего, правда?
– Она иногда подшибает меня кручеными ударами.
– А, это как в бейсболе?
– Примерно.
– А с тех пор, как вы здесь, она выбрала мишенью меня. Я как только увидел ее в выходной, сразу понял – что-то случилось.
Он заметил искру радости в глазах Эда.
– Вы оказываете на нее фантастическое влияние, – простодушно добавил Джеймс.
– Тебе это не по душе?
Джеймс спокойно выдержал прямой взгляд карих глаз.
– Поначалу – да, мне это не нравилось. Я дико ревновал ее. С ней ведь никогда ничего похожего не случалось. И я, конечно, был потрясен. До сих пор мне казалось, я знаю о ней все, а вышло – нет, далеко не все. Вообще ничего не знаю. Ну и взревновал.
– А сейчас?
– А сейчас эта дурацкая ревность рассеялась. Теперь, когда я с вами познакомился... И в конце концов – вы мой отец.
Он произнес это слово, небеса не обрушились, и ему совсем не больно было его выговаривать.
– Я в этом ни секунды не сомневался, – спокойно ответил Эд, и Джеймс снова улыбнулся ему.
– Глупо было бы ревновать к собственному отцу. Мы все же не герои древнегреческой трагедии.
– Нет. В нашем случае это скорее комедия ошибок.
Джеймс расхохотался. Ужасно жаль, что они встретились только сейчас. Сколько времени упущено зря, досадливо подумал он.
Эд, слегка нахмурясь, смотрел на сверток, лежавший у него на коленях.
– Не хотите ли взглянуть на фотографии? – предложил Джеймс. – Я могу прокомментировать; так сказать, закрасить «белые пятна».
– У тебя наверняка здорово получится, – бесцветно отозвался Эд.
– Мама говорит, в этом я тоже похож на вас – за словом в карман не лезу.
Эд помолчал.
– Да, за словом дело не станет, – наконец проговорил он.
Джеймс уловил в его словах невысказанную горечь потери. Да, он по-настоящему любит мать. Оба они любят друг друга. Ему припомнились слова Джайлза о том, что Эд Хардин – человек одинокий. Это правда. Джеймсу страстно захотелось протянуть Эду руку, прикоснуться к нему и сказать: «Я все понимаю». Но ему не хватило смелости.
Ему было невдомек, что его озабоченный, участливый взгляд лучше всяких слов выражал его мысли.
«Ох, Сара, – думал Эд. – Этот замечательный мальчик – твое дитя, хоть мы и похожи как две капли воды. Ты вылепила его по своему образу и подобию, это ясно как день. Внешне это мой сын, а по сути – твой. Это ты передала ему способность сочувствовать, честность и прямоту. В нем ни грана притворства, хитрости, мелкого тщеславия. Он смотрит на меня твоим взглядом, исполненным откровенной прямоты, открыто предлагает себя. Только он еще совсем юный, совсем щенок, полный радостного жизнелюбия, с восторгом принимающий нечаянные удовольствия».
– Давай посмотрим, что тут, – сказал Эд, отставляя стакан и берясь за пакет. Сверху на альбоме лежал конверт. Письмо. Эд вскрыл конверт, и Джеймс поднялся.
– Не покажете ли мне ванную, я хотел бы, как говорится, вымыть руки. Кстати, почему вы называете это место «Джоном»?
Эд рассмеялся.
– Ты меня достал, парень. Честно говоря, не знаю. Но постараюсь выяснить. Третья дверь, налево по коридору.
Эд проводил Джеймса глазами.
Потом начал читать.
Любовь моя, я подобрала эти фотографии в надежде, что в один прекрасный день ты сможешь их увидеть. Я надеялась и на то, что принесет их тебе именно Джеймс. Если все будет, как я задумала, он доставит их тебе сегодня лично. Теперь все в твоих руках. Если что не так, значит, виновата я, но, зная Джеймса, я уверена, что все будет хорошо. Он милый мальчик, Эд. Когда мы увидимся, ты скажешь, права ли я.
С любовью – Сара Милый мальчик, подумал Эд. Надо же! Милый мальчик! Ох уж эта ваша пресловутая английская сдержанность! Какого Бога благодарить мне за такое дивное создание? Ох, Сара...
Вернулся Джеймс.
– Роскошная ванная, – сказал он. – Не то, что наша.
– Она в твоем распоряжении, – улыбнулся Эд.
Заметано, – отозвался Джеймс. – Ну что, начнем прогулку по волнам памяти?
Альбом представлял собой иллюстрированную историю жизни Джеймса Латрела, начиная со снимка в крестильной рубашечке из атласа с кружевами, фотографий из раннего детства, отрочества, запечатленных сцен школьных экзаменов (он был в коротких штанишках) и заканчивая фото из студенческой жизни сначала в Итоне, где Джеймс снимался в котелке, и позднее уже в Оксфорде. Ранние фотографии были черно-белыми, поздние – цветными. На многих рядом с сыном была Сара, а также Джайлз и сэр Джордж. Некоторые были сделаны на традиционных сборах ветеранов. На одну из них Эд смотрел дольше, чем на другие.
– Мне тут лет семь, – охотно комментировал Джеймс. – Меня все старались чем-нибудь накормить, и я объелся клубникой со сливками. Меня стошнило прямо на лужайке. – Он хмыкнул. – Мама мне тогда задала перцу.
Сара стояла на лужайке, одной рукой обнимая темноволосого мальчика в белой рубашке и серых шортиках, другой рукой прикрывалась от солнца. Она смотрела вдаль. «Высматривает меня?» – подумал Эд. Малыш рядом с ней, словно чувствуя напряженность матери, замер, не замечая, как тает мороженое в его руке и капает на идеально отутюженные штанишки.
Несколько фотографий было сделано под каштаном у озера.
– Мы часто приходили на это место, – сообщил Джеймс. – Я всегда знал, что это мамино любимое, только не догадывался почему. На одном из снимков Сара лежала там же, где он впервые заговорил с ней, а Джеймс, которому было лет десять, щекотал ее травинкой.
– Она хотела меня поймать, я побежал и бухнулся прямо в озеро. Хорошо, что я уже умел плавать.
Джеймс вновь почувствовал в отце горечь потери. От него исходили токи одиночества. Это было в его глазах, в жестах тонких выразительных рук, во всей его фигуре. Опять Джеймсу захотелось сказать ему что-нибудь утешительное, и он опять не решился. Просто молча ждал, когда можно будет вставить что-нибудь ободряющее. Он увидел, как Эд тяжело, но бесшумно вздохнул. Потом он перевернул страницу.
Последней в альбоме была вклеена фотография Сары, Джайлза и Джеймса на террасе. Сара сидела с закрытыми глазами, подставив лицо солнечным лучам. Джайлз погрузился в газету, а Джеймс в белом теннисном костюме строил рожу камере.